Пурга - Страница 141
- Предыдущая
- 141 / 141
141
– Остах, единоверец наш меньшой. Мы отыскали убивца… настал судный день…
– Братики! Родненькие! Не убивал!.. Это не я…
– Молись, антихрист, своему богу, если он у тебя есть.
– В вождя верую. Кровь за него проливал. Сталина пощадите!.. Весь мой грех – деньгам поклонялся. – Беспалый с горячей надеждой вспомнил о золотых монетах. Торопливо полез за пазуху. – Вот они, большие денежки… все ваши… Берите!
На капкан брызнул короткий золотой дождь.
Староверцы презрительно посмотрели на отзвеневшие капли. Золоту – алчному богу наживы – они не молились никогда.
– Набей себе этими железками зоб, покормись перед смертью.
Дезертир Орефий возвышался кряжистой фигурой перед дезертиром Бзыкиным и гневно смотрел на открытую татуировку. Все, что с начала проклятой войны накапливалось обидного, злого, ненужного, ущемляющего затаенную душу и ранее безгневное сердце, сейчас ужалось до ненавистного плевка: он пулей полетел в самодовольный татуированный лик.
– Вонючая борода! Ты ответишь за это издевательство! – Беспалый запахнул рваную пропотелую рубаху.
Онуфрий вскинул ружье, прицелился в убивца.
– Побереги, браток, порох. Хватай за потаск. Отнесем сатану на расправу михайле. Пусть потешится перед гибелью. – Он яро заграбастал легковесного мужичонку вместе с капканом.
Насупленный Онуфрий подхватил колоду. Силачи двинулись к медведю. Два диких рева неслись в небеса, катились за Вадыльгу и лес. Бзыкин отбивался. Закрутили за спину руки, сунули в рот ухо шапки: меховой кляп сократил оглашенный рев.
Дезертиру удалось освободить руку. Снова распахнул рубаху. Мыча, тыкал пальцами в усы и глаза Сталина, призывая синюю голову во свидетели столь дикой расправы.
Раскачав двуногого зверя, швырнули четвероногому. Медведь испуганно шарахнулся в сторону, не пожелав исполнить позорную роль палача.
– Брезгует! – Старший Куцейкин укоризненно покачал головой. – Уложи, брат Онуфрий, ревуна. Надоел.
За коротким накатным громом наступила тишина, нарушаемая утробным мычанием убивца, бренчанием капканной цепи. Орефию хотелось полного успокоения сердца. Махом подхватил Бзыкина, потащил к обрыву.
– Орефьюшка… братик разумный… отступись! Бог покарал его.
– Наша кара особая.
Пропасть обрывалась через шаг.
– Да будут прощены грехи наши…
Под яр загремел весь живой и мертвый груз.
Куцейкины размашисто перекрестились на голубое заречье. Высокая вода, подтопив берег, слизывала с крути белый песок. Братья отрешенно глянули вниз: поплавок-потаск перестал кивать Вадыльге, мирно плыл в крепкую обнимку с темными струями.
Забросали сушняком желтые монеты. Запалили ярый огонь.
На косачиных токовищах в полную страсть бурлил дерзкий, захлебистый клёкот.
...
- Предыдущая
- 141 / 141